Солнечный, жаркий, он был не в пример прошлогоднему дню дождя и сырости. Но главное, что он был. Был и прошлом году, когда на балконе меня приветствовала редкая бабочка, когда роскошные розы и изысканное кино создавали настроение. изящное тёмное платье в белый горошек и слова любимых, слова без расстояния в миллионы километров.
И в этом, когда снова не ждала, когда тревоги, когда уже махнула рукой, главное, чтобы Главное было хорошо, а это ведь так сразу не узнаешь, это надо сначала анализы сдать и ждать потом.
А он был. С самого раннего утра, когда мы с сыном возвращались домой по пустым, залитым солнцем улицам, ели галетные печенья и смотрели на голубятню через дорогу. Глянь, какие хвостики пушистые у белоснежных красавцев. Я люблю домашних голубей - это ведь то неизвестное из детства, которое всё равно было. Это ранний Крапивин, Любовь и голуби, это рассказы близких.
Он неспешно шёл своим чередом, а кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Он был таким медленным и тягучим, каким стараешься сделать каждый, или хотя бы выходной день, но не выходит, никогда не выходит, разве что послеобеденные часы.
И вместе с Простодурсеном я смеялась и плакала над Нашим летом, я сушила волосы в садике и намазывала лицо особой маской, пила чай и расставляла букеты, один из которых привезла по традиции подруга, перед своей работой. И я бежала ей открывать вниз, хотя сама ещё не оделась, а потом возвращалась в дом с цветами и подарками, которые нужно примерить и непременно отправить фото.
А вечером мы гуляли. Мы вышли рано и ходили допоздна. Неторопливо. Мы объелись сладким, а я решилась и попросила сфотографировать нас вместе с сыном официантку. И родные, пусть и за миллион километров и тысячу лет, были, был рядом.
Всё было совершенно таким, как хочется и абсолютно не таким как обычно. И кафе Розмарин, и Кремль, и закат. И сын, с которого я периодические воротник Шанца снимала, чтобы сфотографировать.
Я ужасно радовалась каждому поздравлению, я разговаривала долго-долго со всеми друзьями, которые не забыли, писала ответы и думала, что мне хорошо.
Как хорошо, что этот день есть. День моего рождения. Спасибо.
И в этом, когда снова не ждала, когда тревоги, когда уже махнула рукой, главное, чтобы Главное было хорошо, а это ведь так сразу не узнаешь, это надо сначала анализы сдать и ждать потом.
А он был. С самого раннего утра, когда мы с сыном возвращались домой по пустым, залитым солнцем улицам, ели галетные печенья и смотрели на голубятню через дорогу. Глянь, какие хвостики пушистые у белоснежных красавцев. Я люблю домашних голубей - это ведь то неизвестное из детства, которое всё равно было. Это ранний Крапивин, Любовь и голуби, это рассказы близких.
Он неспешно шёл своим чередом, а кто рано встаёт, тому Бог подаёт. Он был таким медленным и тягучим, каким стараешься сделать каждый, или хотя бы выходной день, но не выходит, никогда не выходит, разве что послеобеденные часы.
И вместе с Простодурсеном я смеялась и плакала над Нашим летом, я сушила волосы в садике и намазывала лицо особой маской, пила чай и расставляла букеты, один из которых привезла по традиции подруга, перед своей работой. И я бежала ей открывать вниз, хотя сама ещё не оделась, а потом возвращалась в дом с цветами и подарками, которые нужно примерить и непременно отправить фото.
А вечером мы гуляли. Мы вышли рано и ходили допоздна. Неторопливо. Мы объелись сладким, а я решилась и попросила сфотографировать нас вместе с сыном официантку. И родные, пусть и за миллион километров и тысячу лет, были, был рядом.
Всё было совершенно таким, как хочется и абсолютно не таким как обычно. И кафе Розмарин, и Кремль, и закат. И сын, с которого я периодические воротник Шанца снимала, чтобы сфотографировать.
Я ужасно радовалась каждому поздравлению, я разговаривала долго-долго со всеми друзьями, которые не забыли, писала ответы и думала, что мне хорошо.
Как хорошо, что этот день есть. День моего рождения. Спасибо.
